Может ли молодой учитель в одиночку внедрить принципы гуманистической педагогики в отдельно взятой школе? Реально ли научить школьников не искать единственно верный ответ, а провести собственное исследование проблемы? Готовы ли ученики к грядущей реформе школьного образования, которая предоставит им гораздо большую свободу выбора?
Во время того, как грянул экономический кризис, вокруг все заговорили о том, что уволенные из офисов молодые специалисты идут работать в школы — вроде и платят прилично, и обстановка стабильная. Так и получилось: даже сейчас, после восстановления финансового спокойствия, многие знакомые до сих пор не боятся связываться с детьми: либо занимаются репетиторством, либо ведут творческие занятия.
Думаю, все дело в том, что в обществе постепенно изменилось отношение к преподаванию, идеалы поменялись: теперь работать в школе стало романтично, но от того не менее сложно.
Гуманистическая педагогика — это направление, которое, в первую очередь, предполагает интерес каждого ученика и его свободный выбор. Исследование — вот основа, на которой строится обучение по этому методу. Мне всегда казалось, что ничто не мешает применять такие принципы в современной московской школе. Конечно, можно сколько угодно ждать, что общество изменится само, но уж если говоришь — делай. Поэтому, получив диплом, я устроилась работать в школу.
После того, как я сказала маме, что с первого сентября буду учительницей, она испугалась больше, чем когда я побрилась налысо. Волосы-то отрастут, а откуда, интересно, я возьму потраченные впустую годы?! «Ты похоронишь себя заживо! Это же шаг назад после пяти лет на философском факультете МГУ!».
Лично меня интересовал только один вопрос — можно ли носить кеды или нужно все время быть на каблуках? Я с ужасом представляла, что придется целыми днями ходить в неудобной одежде и изображать из себя умудренную опытом и знаниями даму. К счастью, лицей, куда я пришла работать, — либеральное учебное заведение. Единственное, о чем меня попросили, — не носить глубокие декольте и шорты.
Несмотря на то, что я пыталась устроиться в разные школы, взяли меня только туда, где я училась сама. Такая работа имеет и свои преимущества, и недостатки: с одной стороны, это поддержка и помощь— с другой, это бывшая учительница и нынешняя коллега, которая кричит через весь коридор: «Лилька! А ну подойди сюда!». Спохватываясь, она добавляет, уже подмигивая: «Лилия Михайловна, выплюньте жвачку!».
Принципы гуманистической педагогики оказалось не так просто применять на практике: в процессе работы понимаешь, что у самих учеников нет большого желания ввязываться в исследование — все изначально уверены в существовании одного правильного ответа. Например, когда я предложила задание, успех выполнения которого зависел в первую очередь от способности объяснить и доказать свою точку зрения, некоторые просто не смогли меня понять: как может быть такое, что правильно можно доказать практически любую точку зрения?
Я также обратила внимание, что вопрос, на который ученик сразу не знает «правильный» ответ, редко вызывает желание его искать. Человек просто замолкает или начинает судорожно оглядываться по сторонам в надежде на подсказку: в зависимости от атмосферы в коллективе, сердобольные одноклассники начинают либо тихонько подсказывать, либо кричать со своих мест, не давая отвечающему возможность подумать.
Вера во всемогущий Правильный Ответ настолько фундаментальна, что поколебать ее очень трудно. Во-первых, школьники уверены, что он есть всегда, в во-вторых — что он должен быть только один. Действительно, зачем пытаться размышлять, если для получения хороших оценок нужно просто заучить механизм? Минимум напряжения — максимум результата.
Несмотря на возникающие сложности, я решила продолжать в том же духе — стало понятно, что нужно искать такие формы, задания и пособия, в которых изначально не предполагается один правильный ответ или, по крайней мере, нужно приложить усилия, чтобы его найти.
Поэтому тему экологии мы разбирали с восьмым классом на материале статьи про мусор из журнала Esquire. Культуру и мораль проходили в кабинете без парт и стульев, где каждый выражал свое отношение к спорным утверждениям, выбирая собственное место в пространстве между «ДА» на одной стене и «НЕТ» на противоположной. А в девятом классе самостоятельная работа проходила в форме квеста: сначала нужно было угадать зашифрованного художника, потом вспомнить, где в школе висят его картины, и только там уже найти листок с заданием.
Конечно, одного урока в неделю не достаточно, чтобы изменить картину мира, формировавшуюся годами. Ведь ребенка с первого класса учат ориентироваться на результат: значение имеет не то, как он изучает предмет, а то, насколько хорошо соответствует установленным стандартам.
И моим ученикам тоже нужно знать программу, потому что в конце года девятые классы сдают экзамен. И если в этом году еще можно отвечать по билетам и писать реферат, то в следующем году будет только ГИА: то же самое, что ЕГЭ, только для девятиклассников. И тем, кто будет его сдавать в следующем году, нужно начинать готовиться уже сейчас.
С приходом Собянина в городском школьном образовании грядут серьезные изменения: если при Лужкове Москва не участвовала в государственных экспериментах, направленных на специализацию старших классов, то теперь этого уже никому не избежать.